– Может быть, ему просто стыдно, что он вел себя так неосторожно?

– Может быть. – Стефи пожала плечами. – В общем, мы будем минут через пятнадцать.

Она ничего не сказала ему о «знакомом враче», хотя ей было совершенно очевидно, что это – ложь, к тому же не очень умелая. Хэммонд никогда не умел лгать, этому ему следовало поучиться хотя бы у той же Кэрти, которой он так восхищался.

Тут Стефи мысленно нажала на тормоза и несколько секунд стояла неподвижно, глядя прямо перед собой. Она практически ничего не видела, взгляд ее был расфокусирован, а в мозгу роились десятки невероятных, невозможных предположений, догадок, интуитивных прозрений. Задержаться на чем-нибудь одном Стефи была просто не в состоянии – ловить эти мысли было все равно что пытаться поймать за хвост комету.

Наверху послышались скрип двери и шорох шагов – Хэммонд спускался вниз.

Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Стефи с быстротой молнии метнулась к мусорному мешку и, выхватив оттуда одно из полотенец с пятнами крови, быстро затолкала его в свою сумку.

Когда Хэммонд спустился в прихожую, Стефи, приплясывая от нетерпения, ждала его у входной двери.

Бобби Тримбл был сильно напуган, но все же старался держать себя в руках, чтобы не обнаружить свой страх перед копами. Проклятые ублюдки, думал он, стискивая зубы. Черта с два они дождутся его признания, не на таковского напали!

Своим незавидным положением Бобби был обязан Элен Роджерс – разжиревшей старой деве, глупой, как пробка, учительнице из Индианаполиса. То, что именно она был виновна в его неприятностях, он расценивал как личное оскорбление. Кто она вообще такая и что о себе воображает? Он и соблазнил-то ее потому, что сделать это было проще простого – она сама влезла в расставленный капкан и сама помогла захлопнуть дверцу. Бобби едва не заснул, пока говорил ей положенные в таких случаях вещи и совершал подобающие ситуации поступки. Глупая курица! Кто мог предположить, что эта невзрачная, сексуально озабоченная дура станет для него роковой женщиной в буквальном, а не в переносном смысле слова?

Накануне вечером Бобби приятно проводил время с ничего не подозревавшей вдовой из Денвера, которую он сумел в два счета разжалобить уже набившей ему оскоминой историей об умершей от рака жене. Старуха уже рыдала у него на плече, и ему оставалось только затащить ее в постель, чтобы украшавшие ее пальцы и уши крупные бриллианты, которые с самого начала привлекли к ней его внимание, сами упали к нему в руки, как перезрелые плоды. Бобби уже мысленно прикидывал, сколько месяцев роскошной жизни обеспечат ему эти камешки, как вдруг двое копов схватили его под руки и выволокли из ночного клуба на улицу. Снаружи они поставили его в раскоряку у патрульной машины, обыскали, зачитали права, и не успел Бобби опомниться, как у него на запястьях защелкнулись наручники.

Подобного поворота Бобби не ожидал. С ним обошлись как с обычным преступником, и Бобби некоторое время тешил себя надеждой, что это ошибка и что его приняли за кого-то другого. И лишь когда уголком глаза он заметил неподалеку эту патентованную дуру из Индианаполиса, которая, стоя у стены клуба, почему-то держала в руках свои лакированные туфли, Бобби понял, в чем дело.

– Шлюха чертова!.. – злобно пробормотал Бобби, отвечая собственным мыслям. В ту же секунду дверь комнаты для допросов неожиданно отворилась и внутрь вошел мужчина, чье лицо показалось Бобби смутно знакомым.

– Ты что-то сказал, Бобби? – спросил он.

Вошедший был не особенно высок ростом, но производил впечатление весьма внушительное. На нем был дорогой костюм-тройка, и пахло от него дорогим одеколоном, хотя Бобби никогда не одобрял чересчур приторных запахов. «Пижон», – с ходу окрестил он вошедшего.

Тем временем мужчина обменялся рукопожатием с государственным защитником по фамилии Хайнц, который произвел на Бобби впечатление хронического неудачника и который пока дал ему единственный совет: молчать, пока они не выяснят, в каком направлении развиваются события. До сих пор он сидел, развалясь, за маленьким столиком и зевал, прикрывая рот рукой, однако появление неизвестного заставило адвоката выпрямиться и насторожиться.

Вошедший сел за стол напротив Бобби и, слегка улыбнувшись, представился:

– Меня зовут Роберт Смайлоу, я – старший детектив из управления полиции Чарлстона. Я здесь, чтобы сделать твою жизнь проще, Бобби.

Но Бобби ни на грош не доверял ни холодной улыбке, ни вкрадчивым интонациям, прозвучавшим в голосе детектива.

– Это правда? – нагло спросил он. – Тогда, может быть, вы начнете с того, что выслушаете мою версию происшедшего? Эта сука врет!..

– Ты хочешь сказать, что не насиловал мисс Элен Роджерс? От этих слов лицо Бобби окаменело, зато в животе что-то забурлило и заволновалось, так что он едва не заработал «медвежью болезнь».

– Насиловал ее? Я?! Она такое сказала?!!

– Послушайте, детектив Смайлоу, – вмешался адвокат, – я и мой клиент были уверены, что его обвиняют в похищении у потерпевшей ее сумочки. В заявлении мисс Роджерс ничего не говорится об изнасиловании.

– Она сообщила это женщине-полицейскому, – хладнокровно объяснил Смайлоу. – Мисс Роджерс постеснялась обсуждать столь интимные подробности с полицейскими-мужчинами, которые задержали Бобби.

– Мне нужно поговорить с клиентом, – быстро сказал Хайнц. – Изнасилование – это серьезно, очень серьезно. Бобби, успевший оправиться от первоначального потрясения, посмотрел на адвоката с насмешкой.

– Нечего тут разговаривать, – заявил он. – Я не насиловал эту жирную корову. Мы все делали по обоюдному согласию. Смайлоу достал из папки листок бумаги с какими-то заметками.

– Вы познакомились в ночном клубе, – сказал он. – Согласно показаниям мисс Роджерс ты намеренно ее напоил.

– Действительно, мы выпили по паре коктейлей, – согласился Бобби. – И она действительно здорово наклюкалась, но я не заставлял ее пить. Она сама…

– Потом ты поднялся в ее номер и занимался с ней сексом. – Смайлоу оторвал взгляд от бумаги и бросил на Бобби быстрый взгляд. – Это правда?

В его взгляде скрывался вызов, и Бобби не удержался от соблазна ответить на него.

– Да, это правда. И ей так понравилось, что она просто визжала от восторга.

Хайнц нервно откашлялся.

– Мистер Тримбл, я советую вам ничего больше не говорить.

Как вам известно, все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Бобби повернулся к нему:

– Ты серьезно думаешь, что я позволю какой-то там шлюхе обвинить меня в изнасиловании? Что я не буду защищаться?

– Суд для этого и существует, но…

– Пошли бы вы со своим судом к чертовой матери! – взорвался Бобби и снова повернулся к Смайлоу. – Она врет, детектив. Эта чертова шлюха все врет!

– Ты хочешь сказать, что она не была пьяна и что ты не занимался с ней любовью?

– Конечно, я ее трахнул. Но она так напилась, что сама меня об этом просила.

Смайлоу сделал скорбное лицо.

– Знаешь что, Бобби, – сказал он, с сокрушенным видом потирая лоб, – я-то тебе верю, но с формальной точки зрения твое положение весьма и весьма сомнительно. Когда дело касается преступлений против личности, процессуальные нормы очень строги. Из-за повышенного внимания, которое пресса и общественность проявляют к правам жертв изнасилования, прокуроры и судьи вынуждены прибегать к самым жестким мерам. Оно и понятно – никому не хочется, чтобы его обвинили в том, что он, дескать, выпустил на свободу насильника…

– Я никогда не насиловал женщин! – воскликнул Бобби. – Скорее наоборот.

– Понимаю, – сочувственно кивнул Смайлоу. – Но если мисс Роджерс заявит, что ты подпоил ее и что из-за этого на момент соития она пребывала в состоянии ограниченной дееспособности, тогда, парень, хорошему прокурору не составит труда добиться, чтобы тебе изменили статью. Сам понимаешь, кража – это одно, а изнасилование – совсем другое…

Бобби сложил руки на груди – отчасти потому, что такая поза казалась ему достаточно независимой и небрежной, отчасти потому, что ему вдруг стало зябко. Ему ужасно не хотелось в тюрьму. В юности он уже побывал за решеткой, и ему там не понравилось. Чертовски не понравилось. Еще тогда Бобби поклялся, что никогда и ни за что не сядет снова, чего бы это ни стоило.